— А эти? — не мог не спросить я.
— Ну… — замялся он. — Просто по статистике кто-то из инженеров должен был включить гордость и гонор, заявив, что служит только Дориным. Вот они и оказались теми самыми. Да только… — все пытался подобрать он слова, — за десять лет жизни впроголодь, знаешь ли, любая гордость будет подточена. А их отказы вначале аристократы не забыли. Эти типы вообще обиды с трудом забывают.
И правильно делают, как по мне.
— Что ж, давай закончим с этим, а то чувствую себя, как в магазине да без денег — все хочется, а купить не могу. С личным составом ты закончил?
— Мм… почти, — и замолчал. — Тут такое дело… видишь ли… в общем, — собрался с духом Беркутов, — вместе со мной приехал боец ранга Мастер, и он хочет обговорить с тобой условия работы, а в перспективе и вступление в твой род, — выпалил он на одном дыхании.
Ну ни хрена ж себе!
— И? Откуда столько сомнений? — спросил я, опасаясь какого-нибудь облома, как оно в жизни и бывает. Не, ну серьезно, такие подарки — да без подвоха? — Вроде хорошая же новость.
— С одной стороны, — почесал он себе макушку. — А с другой, этот тип ушел из другого рода для этого.
Оу! Променять службу роду на родине ради неявных перспектив в Японии? И как он, черт возьми, умудрился уйти? Плюнул на присягу и клятвы?
— Заинтриговал, — качнул я головой, улыбнувшись. — Рассказывай, что там да как.
И поелозил в кресле, принимая такой вид, чтобы всем желающим было сразу видно, что мне, в общем-то, плевать, будет ли у меня Мастер или нет.
— Щукин Антон Геннадьевич, — заговорил Беркутов и был тут же прерван.
— Щукин?! — Было заметно, что Святов действительно сильно удивлен. — Но он же погиб при Байкале.
— Шестьдесят пять лет, холост, детей не имеет, — покосившись на Сергеича, продолжил Беркутов. И немного помолчав, дополнил: — Точнее, вдовец. Сын и два внука погибли на войне. На том самом Байкале.
— А как же…
— Сергеич, — поморщился я, — дай человеку договорить. Успеешь вопросы задать.
На что Жень-Жень просто кивнул и продолжил:
— Как я уже сказал, Мастер, использует стихию огня. Человек он в целом добродушный, но заскоки бывают. Характер у него вообще… своеобразный, приверженец золотой середины, если так можно выразиться. У врагов ищет достойные черты, у друзей наоборот. Считает, что вдаваться в крайности нельзя. Несмотря на возраст, человек он…
— С шилом в заднице, — вставил Святов. — Если, конечно, не изменился с тех пор, как я его знал.
— Нет, не изменился, — хмыкнул Беркутов. — Мой предшественник на посту заместителя, а потом и командира первой тысячи.
Хотел я прервать его в этот момент и спросить, куда же ушел Щукин со своей должности, да подумал, что до этого еще дойдет.
— После окончания войны, полного окончания, — уточнил он, — Щукин не нашел ничего лучшего, как принять предложение главы рода Тюниных. Антон… не так предвзят, как я, — выдавил из себя Беркутов, — и посчитал, что Тюнины… достойны, — аж скривился Жень-Жень. — Он, как и всегда, посчитал, что нельзя судить на основе своих эмоций, что все не так просто, что… да и с главой рода он был хорошо знаком. Да вот беда, — с едва заметным злорадством произнес Беркутов, — ошибся. Тюнины оказались ничем не лучше остальных. Я обещал ему не распространяться, сам спросишь, если захочешь, но причина уйти у него была. И, как выяснилось, возможность. Дело в том, что Щукин, оказывается, давал клятву верности не роду, а конкретно его главе, про причины не спрашивай — тут уже сам Антон клялся молчать, соответственно и мне ничего не сказал. В итоге после смерти Михаила Тюнина Щукин стал свободен как ветер в поле. Это, кстати, тоже секрет, но мне разрешено тебе сказать об этом. Сами Тюнины, как ни странно, не знают об этом. Точнее, не знали. Теперь-то в курсе, поди. Ну а о причинах его приезда… — тяжко вздохнул Беркутов. — Тут тебе придется поверить мне на слово. Дело в том, что клановая аристократия в России и Европе, скажем так, прогнила. Есть достойные личности и рода, но в целом все именно так. Род Дориных был воспитан в старых традициях, тут даже не о чести и достоинстве идет речь, хотя и не без этого, конечно, главное — единство. Они в это верили и тянули за собой весь клан. Может, внутри все было и не так радужно, но мы-то были Слугами и Воинами клана. Вне политики. Можно сказать, под личным протекторатом рода Дориных. Потом война, где волей-неволей приходилось сплачиваться. И тут на тебе — все закончилось, Дориных нет, клана нет, зато осталось много чего такого, что хорошо бы прибрать к рукам. Гражданские первые на себе ощутили «сплоченность» клана, — поморщился мужик. — Про них не то чтобы забыли, им прямо сказали валить куда подальше. Нет, видите ли, ресурсов для помощи, да и не принадлежат они роду. Вот и прикинь, каково было старику, который вырос на совсем других принципах. Старику, парень, переключиться на иные принципы, изменить себя еще сложней, чем нам со Святовым.
— Учитывая, что мы и не изменились, — вставил грустный Сергеич.
— Щукин сказал, что хочет вернуть былые времена, — продолжил Беркутов. — Быть частью единого рода. Потому он и встрепенулся, когда узнал, что непримиримый Беркутов, — иронично кхекнул Жень-Жень, — куда-то тащит людей. Узнал, нашел и прицепился как клещ. Я ему, правда, ничего толком и не рассказал, так, чисто техническую информацию — имя твое, возраст, национальность, — потер он лоб. — Тем не менее Щукин выразил желание приехать и поговорить с тобой. К слову, из рода он уже ушел, не факт, что к тебе примкнет, но в Россию уже вряд ли вернется.